7

Меня будит яркий свет – мама стягивает с моего лица подушку.

– Какой сегодня день? – бормочу я.

– Суббота. Вставай, Уэллс уже едет.

– Что? – Я резко сажусь, и подушка падает на пол. – Я же сказала «нет».

– Знаю. Но я проверила расписание матчей, и ты все равно успеваешь на игру. У Уэллса стартовое время – два часа дня.

– Что, блин, вообще за стартовое время такое? – Я провожу ладонью по лицу, одновременно выдергивая зарядку из телефона. – Еще десяти нет.

Мама присаживается на край кровати, и я тут же подтягиваю к себе ноги, обнимая руками колени.

– Никуда я не поеду.

– Лиа, это не просьба. Я хочу, чтобы ты поехала. Для него это важно.

– Плевать.

– Для меня это тоже важно.

Я пытаюсь испепелить ее взглядом, мама в ответ вскидывает руки.

– Ладно-ладно. Не знаю, что сказать. Он уже едет. Это его праздник, столик уже забронирован. Так что можешь начинать надевать лифчик.

Я откидываюсь на спину, закрывая подушкой лицо.


Час спустя мы теснимся в кабинке стейкхауса в Бакхэде: я рядом с мамой, Уэллс напротив. Стейкхаус. До полудня.

Заказав напитки, Уэллс пытается завязать дружескую беседу:

– Твоя мама сказала, что ты играешь в группе.

– Ага.

– Здорово. Я когда-то играл на кларнете. – Он энергично кивает. – Отличные были времена.

Не знаю даже, что ответить. Чувак, я в группе играю. В настоящей группе. Мы не «Битлз», конечно, но и не дудим детские песенки про горячие булочки[14], не выходя за пределы школьного актового зала.

– Уэллс обожает музыку, – поддерживает разговор мама, поглаживая его по руке. Меня передергивает каждый раз, когда она к нему прикасается. – Как зовут того певца, что тебе нравится? Из «Американского идола»[15]?

– Ты про Дотри[16]?

Дотри. Я даже не удивлена. Вообще-то мама должна была догадаться: не стоит упоминать подобное, если она хочет, чтобы я уважала Уэллса.

– Может, вы слышали про Oh Wonder[17]? – Задавая этот вопрос, я точно знаю, что он ответит «нет». Это противоречило бы всем законам физики и химии: люди, которым нравится Дотри, не могут знать про Oh Wonder. Мне просто интересно, сознается ли Уэллс в этом. Может, это и гадко, но так уж я проверяю людей. Не так важно, знает ли человек о существовании некой группы; важно, призна́ется ли он в этом.

– Нет, не слышал. Это группа или исполнитель? – Он достает телефон. – Я запишу. Это два слова или одно?

По крайней мере, он честный. Уже что-то.

– Это группа.

– Похожи на Стиви Уандера?

– Не очень. – Я сдерживаю смех, бросаю взгляд на маму и вижу, что она тоже улыбается.

Созна́юсь: на мой взгляд, Стиви Уандер – король, и пусть в наше время сообщать об этом не особенно круто. Так получилось, что родители крутили мне Signed, Sealed, Delivered (I’m Yours) на стареньком CD-плеере еще до рождения. Мама где-то вычитала, что младенец способен воспринимать музыку даже в утробе. И это сработало, потому что именно эту песню я напевала и дома, и в продуктовом. Даже сейчас она успокаивает меня каким-то совершенно необъяснимым образом. Мама рассказывала, они выбрали именно ее, потому что оба готовы были слушать ее раз за разом каждый день на протяжении всей их совместной жизни.

Совместной жизни. Быстро выяснилось, что она будет недолгой. Мне больно даже думать об этом.


Мы разделили на всех большую пачку кукурузных чипсов со шпинатом и сыром; какое-то время все даже шло неплохо. Уэллс и мама болтали о работе, я достала телефон и обнаружила несколько пропущенных сообщений.

От Анны: 

Аргх, Морган УЖАСНО расстроена
.

От Гаррета: 

Ты просто обязана одеться на игру вот так.
К этому заявлению прилагались рыдающий от смеха смайлик и картинка с изображением девушки, на голове которой был шлем, вырезанный, похоже, из мяча для соккера. В «шлеме» были заботливо прорезаны дырочки, из которых торчали два хвостика.

Так и поступлю
, – отвечаю я и возвращаюсь к сообщению от Анны. Вся эта ситуация ставит меня в тупик. Не хочу показаться равнодушной, но как я должна помогать Морган, если мне даже разговаривать с ней нельзя? По-моему, меня бесит сама идея о том, что кому-то «нужно побыть одному». Обычно это означает, что человек на тебя злится, или расстроен, или плевать на тебя хотел, просто старательно этого не признаёт. Взять, к примеру, моего отца. Он так и сказал: «Мне нужно побыть одному, без твоей матери». И вот куда нас это привело спустя семь лет: в стейкхаус с идиотским Уэллсом.

Покажи ей то видео с чуваком в костюме Гамби
[18] 
и собакой
, – в конце концов предлагаю я.

ТЫ ГЕНИЙ
, – отвечает Анна.

– Милая, убери, пожалуйста, телефон. Мы же в ресторане.

– Ты шутишь? – Я киваю на Уэллса. – А вот ему можно?

– Он подтверждает свое стартовое время.

– Ну да. Это дело гольфсударственной важности.

– Лиа!

– Что? Очевидно же, что это что-то срочное, иначе ты не позволила бы ему достать – о ужас! – телефон в ресторане.

– Не будь занудой, – шипит мама, наклонившись ко мне. – У него день рождения.

Я пожимаю плечами и стягиваю губы в ниточку, как если бы мне было все равно, но в груди остается неприятный комок. Мой день рождения – это всегда особенный день. Возможно, мама права, и я действительно веду себя паршиво. Уэллс для меня как тот самый незваный гость из поговорки: пытается украсть у меня кусочек мамы, хотя у него маленькие смешные ушки и Дотри в плеере. Но ведь и я не сахар.

Уэллс заканчивает телефонный разговор и немедленно начинает молоть какую-то чушь про гандикапы, бёрди[19] и прочие странные штуки из гольфа. Кажется, можно вздремнуть.

Я не против, чтобы родители ходили на свидания. Мамы точно такие же люди, как и все остальные, а у людей вполне могут быть отношения. Просто такое ощущение, будто я на беговой дорожке и скорость растет, так что я уже не поспеваю. Все происходит слишком быстро. Еще немного, и я просто вылечу с ленты. Мысль, что можно оказаться лишним в собственной семье, никогда раньше не приходила мне в голову, и теперь я чувствую себя оглушенной.

Потерявшей значимость.

На меня вдруг наваливается такая усталость, что я с трудом держусь прямо. Идея прогуляться до машины пугает не меньше, чем необходимость готовиться к марафону, а ведь сейчас едва за полдень. Единственное, чего мне хочется, – это вернуться в постель. Включить музыку (возможно). И никаких джинсов (обязательно!).

На игру мне ехать нельзя. Не в таком настроении. Я не вынесу Гаррета и его братской заботы. Парень, мы уже все поняли, что ты мечтательный музыкальный мальчик, который любит фортепиано; перестань уже притворяться крутым перцем. И пудрить мне мозги. Ты или флиртуешь, или нет. Или мил со мной, или нет.

Как все сложно. У меня нет на это сил. Свинство, конечно, и следовало бы написать ему и извиниться, но что сказать? «Прости, что пропускаю игру, Гаррет. Неожиданно поняла, что ты меня сбиваешь с толку и раздражаешь, а еще приходится как-то мириться с твоей физиономией». Не могу. Не сегодня.

Несколько часов спустя мама спрашивает, не подвезти ли меня на игру.

Я отказываюсь.

Потом делаю вид, что не замечаю шесть сообщений подряд. Все от Гаррета.